…Бой.  Алексей с шумом скатился в траншею. Ручейки песка и камешки с бруствера звенели по каске, осыпались на плечи и спину. В голове звенело. «Что это было?», - мелькнула мысль в помутившемся сознании. Стараясь выровнять дыхание,  Алексей осмотрелся, словно видел все это в первый раз. Вон бойцы сидят в траншее и загнанно дышат. В посеревших и сразу постаревших до неузнаваемости лицах пустота. Сержант пробирается по траншее, приостанавливается около каждого. «Синиченков, ты?», - тронул за плечо.  «Я!» - «Не задело?». Алексей только мотнул каской. «Хорошо», -  сержант пошел дальше.  «Да нас же отбили!», -  Алексей вспомнил артналет по вершине высоты, вспомнил команду «приготовиться!». Как же тяжело было встать вот так в полный рост! Ноги, словно чугунные, приросли к дну траншеи. Мелькнула мысль: «Уж лучше бы убили, чем вот так вставать! Мы ж два раза на нее ходили, на эту чертову высоту! И Мамедов ранен в первый раз. Только прошептал, когда санитары уносили: «Алексей, иди вперед и один - выживешь».

 

 

Идти совсем просто. Ты уже не ты. И только пуля остановит, нет ни страха ни ощущения опасности.  Вот встать, сломать себя -  нет ничего труднее.  Кто-то подошел: «Давай вещмешок». На него сыпанули патронных пачек. Прозвучала команда: «Готовимся к бою!» - значит снова вставать. Алексей словно чужими, одеревеневшими руками набил круглый магазин и пристегнул к автомату. Набил второй  и сунул его в поясной подсумок. Пачки с патронами еще остались. Вспомнил слова Мамедова: «Всегда в вещмешке держи запас патронов. В бою они улетают, не увидишь как, так и в плен попадают».  Алексей ссыпал оставшиеся пачки в свой тощий вещмешок. Они у всех бойцов тощие - невелико солдатское имущество. Вот у хохла из их  взвода вещмешок, раздувшийся как шар, трещал по швам. Найдется все: и сапоги починить  набойки и дратва, и шинель подштопать, и подшить  всякие иголки и шила… Сейчас, когда отходил с высоты, вспомнил: лежит убитый боец - простреленная каска в брызгах крови  и раздувшийся шаром вещмешок. Эх, хохол, хохол, не к кому теперь обратиться, если что. Прозвучала команда: «Приготовиться!». По вершине высоты снова била артиллерия. Алексей встал,  облокотившись левой рукой о бруствер, в правой сжимая автомат. А может, вот так и лучше - как хохла - убило сразу наповал и не надо больше вставать. Ведь все равно убьют, только в следующий раз. Главное - чтобы не разрывной, Алексей видел двоих, раненных разрывными, в сгустках крови,  в страшных ранах. Этих санитары сразу отложили в сторону - безнадежны. Артобстрел начал стихать, и Алексей  не в силах больше терпеть это ожидание, оттолкнувшись от дна траншеи, выбрался на бруствер  и быстро побежал вперед по склону высоты. Пробежал уже метров тридцать, когда услышал сзади топот и крики. Взводы поднялись в атаку. Тут же на вершине высоты ожили вспышки пулеметов.  Фзз-фзз- фзз - запели пули. «Только бы не разрывной!», - думал Алексей, вскидывая автомат,  бил на бегу короткими очередями по вспышкам. - Не дать ему спокойно целиться!». А пули воробьиными стаями свистели чуть в стороне. «По взводу бьет, а я впереди и в стороне». Алексей широкими шагами быстро взбегал на высоту. Вот уже и колючка, разметанная артналетом. Вскинул автомат, уже не вспышки, уже видны два серых шлема. Парень  на бегу прицелился и нажал на спуск. «Надо же, даже не пригнулись!». И тут же над головой - фзз-фзз-фзз!  «Это ж по мне!», - метнулся в сторону Алексей и снова, вскинув автомат, нажал на спуск. «Даже не присели!». И тут перед ногами Алексея словно хлыстом ударили по земле пули и одна пыхнула белым дымчатым шаром. «Разрывная! Надо ложиться, я ж в полный рост на них бегу!».  И в этот момент правую ногу сильно и больно дернуло назад. «За колючку зацепился!», -  мелькнула мысль, и Алексей со всего маху грохнулся на землю. Фзз-фзз-фзз - пропела над ним стая пуль. Рядом воронка, надо в нее, но вот правая нога неудобно и больно вывернута, запуталась в колючке. Алексей приподнял голову и глянул. Не было колючки. Пуля на бегу вошла в подошву ботинка, и, пройдя навылет, разорвала шнурки и язычок. Из развороченного ботинка толчками   хлестала кровь. «Эх, свою не услышал!».  Алексей откинул голову назад, и тут же рядом с головой в землю с силой ударила пуля.  «Добивает одиночным!». Алексей, крутнувшись телом,  скатился в воронку, за ремень потащив за собой автомат. Там, где он лежал, в землю ударила пуля. «Что, взял!», - со злорадством сказал Алексей. Навалились боль и головокружение. Доносились невнятные голоса немцев. «Сейчас приползут за мной», -  подумал боец. -  Черта с два вы меня возьмете, гады!». Алексей рванул затвор автомата. Автомат был пуст, в магазине не оказалось патронов! Вот почему они не пригибались! Ты ж,  вояка,  стрелял по ним с незаряженного автомата, в горячке даже не понимая, что автомат молчит! Рука метнулась к поясу, подсумок запасного магазина пуст.  Напрочь вылетело из головы, когда в атаке заменил запасной диск. Рука нащупала прохладно-ребристый корпус гранаты. «Ну что ж, ползите, живым я вам не дамся».  Алексей вслушивался в неразборчивый говор немцев неподалеку. «Главное, не прозевать, как приползут». Вот только в голове шумит, и все кружится от потери крови. И до ботинка не дотянуться, чтобы снять его и перевязаться. Война уже отдала ему все шансы, и больше их не будет. Немцы что-то не ползли. «Так и истеку здесь кровью, если наши не пойдут», -  подумал Алексей. Словно через толстый слой ваты он услышал глухие толчки. «Артналет? Значит, сейчас будет атака». 

Очнулся от громкого топота, взводы ворвались на высоту. Кто- то, пробегая, крикнул: «Ну ты счастливый -  выжил!». Очнулся Алексей в госпитале. На него смотрел врач: «Не повезло тебе солдат - разрывной тебя немец подстрелил, ступню придется ампутировать, скорее всего, газовая гангрена разовьется». -  «Накликал», - пробормотал Алексей. «Что?», -  спросил врач. «Не надо ничего ампутировать!», -  крикнул солдат. «Тогда потеряешь всю ногу, а скорее всего, умрешь». «Лучше умру, чем в восемнадцать лет, как кузнечик, на костылях припрыгаю домой».  Пожалел его врач, не стал сразу ампутировать ступню. Перевязки, дренажи… -  много повозились с ним. Извлекли несколько осколков оболочки пули. Гангрена не развилась, и потихоньку Алексей   с помощью подаренного кем-то из выздоравливающих самодельного костыля стал выходить на свежий воздух. 

Вот тут как-то и зашел земляк, комиссованный по ранению и уезжающий домой: «Ты это, черкани, если что, родным, я передам». Вот тогда Алексей и написал домой, чтобы  не ждали, что все равно погибнет. А еще земляк сказал, что их полк сняли с передка, и стоит он совсем рядом на переформировании. Тут Алексей все забыл и начал обивать пороги госпитального начальства: «Отпустите меня в мой полк. Он рядом стоит, дойду». -  «Ты себя видел? Какой ты пехотинец на костылях - срывался уже на крик начальник госпиталя. - Выздоравливай!». Несколько дней Алексей третировал госпитальное начальство. Приказали не пускать его больше, но он караулил на улице. Сильно надоел. Пришел врач, осмотрел: «Конечно, заживает хорошо, но рановато вообще-то выписывать. - Ладно, получай справку, иди в свой полк».  Алексей с костылем заковылял в свой полк. Глаза взводного округлились: «Синиченков, ты? Так ты живой? Сбежал из госпиталя? А я тебя, Синиченков, к ордену Славы представлял. Начальство видело, как ты первый поднялся в атаку. Сказали, узнай кто, и напиши представление к «Славе». Вот только - наступление, неразбериха, потом тебя в списках полка не оказалось. Видимо, так и затерялось это представление к ордену. Вижу, Алексей, ты еще не до конца поправился, давай к минометчикам, ты ж,  вроде,  обучен миномету. У них и подводы есть, если нога разболится,  всегда подъедешь!»…