Алексей Егорович Зубков родился в 1924 году в крестьянской семье Егора Ильича и Степаниды Михайловны Зубковых в деревне Кузёмки Спас-Деменского района Смоленской области. Кроме него в семье росли ещё три брата.
В августе 1942 года в 18-летнем возрасте Алексей Зубков был призван в Красную армию и направлен в город Череповец Вологодской области в дислоци-рующееся там Лепельское пехотное училище, куда был зачислен как курсант по призыву в стрелковую роту с началом службы с 23.08.1942 г.
Из воспоминаний А.Е. Зубкова: "Приказ о выпуске из училища состоялся на новый 1944 год. Приказом НКО № 068 от 1.01.1944 г. нам всем присвоили воинские звания младших лейтенантов. А дальше все новоиспечённые офицеры бы-ли направлены в 9-й отдельный офицерский полк резерва Архангельского военного округа. Там проводились дополнительные полевые занятия по тактике пехотного боя, топографии и военной геодезии".
Алексей Егорович получил назначение в боевую часть лишь в середине февраля 1944 г. Его направили в Калинин, где шло укомплектование частей и со-единений 1-го Белорусского фронта. По прибытии мл. лейтенант А.Е. Зубков был направлен в 751-й полк 165-й дивизии 21-й Армии на должность командира стрелкового взвода. Остаток февраля и почти весь март соединение пополнялось людьми, техникой и готовилось к новым боям. Наконец в самом конце месяца дивизия выехала на фронт. Разгрузившись на ст. Киверцы Волынской области и совершив пеший марш, 2 апреля 1944 г. войска заняли позиции под Ковелем.
Из рассказа А.Е. Зубкова: "Через день мне приказали выделить от моего взвода и лично возглавить усиленное боевое охранение. Взял отделение солдат, ручной пулемёт и ночью пополз вместе с ними в сторону противника. Пока не рассвело, окопались. Из личного оружия автомат был только у меня, у солдат - винтовки. Следили за немцами аккуратно, головы старались не высовывать. С наступлением темноты нас сменили. Днём велась обычная ленивая перестрелка, смолкавшая к обеду. Она характерна для опытных противников, не раз побывавших в боях. Например, нам было хорошо видно, как к немцам везут кухню. Мы не стреляем, и они, когда нас кормили, не стреляли. Ни мы, ни они не стреляли по солдату, когда тот вылезал по нужде из окопа. Ведь нельзя же из траншеи делать отхожее место. Но так было не всегда. Если противник нарушал это неписаное правило, то мы понимали, что у немцев появилась свежая, ещё необстрелянная часть".
7 апреля 1944 года батальон, в который входил его стрелковый взвод, произвёл разведку боем. Младшему лейтенанту Зубкову поставили задачу силами взвода занять небольшое разбитое станционное здание, находившиеся в секторе наступления взвода. Наши артиллеристы поддержали наступающие роты огнём, и поставленная задача, правда, ценой десятков жизней, была выполнена. Новые огневые позиции врага засекли. Младший лейтенант Зубков поставленную ему задачу выполнил - здание станции осталось за нами. Однако в этот момент противник открыл сильный миномётно-пулемётный и артиллерийский огонь. Наши бойцы не выдержали, начали отходить. Зубков с его ординарцем выскочили из здания, чтобы их задержать, но в нескольких метрах от них разорвались снаряды. Ординарец получил смертельное ранение, а Алексею Егоровичу осколок попал в правое бедро. Вот так на пятый день пребывания на фронте он получил первое ранение. А наше наступление началось лишь спустя полторы недели.
Из медсанбата полка А.Е. Зубкова отправили во фронтовой госпиталь в Новоград-Волынский, где ему вытащили осколок и перевели в госпиталь для легкораненых в Житомир. Но спустя некоторое время с раной начались проблемы. Она не зарастала, гноилась, и его прооперировали ещё раз.
Из госпиталя его, как и положено, направили в запасной полк в "батальон (подразделение) выздоравливающих" для окончательного восстановления сил посредством амбулаторного лечения и отдыха сроком на 15 суток. Но на прежнее место службы он уже не возвратился. По излечении получил назначение на 2-й Белорусский фронт в 65-ю Армию, которой командовал генерал Батов. Туда он прибыл 8 сентября 1944 г., где его определили к новобранцам в 1201-й стрелковый полк 354-й стрелковой дивизии на должность опять-таки командира взвода. В новые бои с противником мл. лейтенант А.Е. Зубков вступил уже на широко из-вестном Наревском плацдарме. В это время наши войска готовились к новому удару по врагу. Для частей были спланированы боевые занятия. Примерно две трети учились, треть войск держала оборону. Бывалые воины обменивались опытом, учили молодёжь прорывать сильно укреплённые позиции врага. По воспо-минаниям, он постоянно был с солдатами, учил их разворачиваться в цепь, правильно отрывать окопы, атаковать и обороняться.
А далее утром 4 октября последовал немецкий контрудар огромной силы. Вот что писал о тех боях А.Е. Зубков: "О возможности немецкого удара нас не предупреждали. Наоборот, поясняли, что сил для наступления у врага нет. Да и сама ночь с 3 на 4 октября ничем не отличалась от других: редкие автоматные и пулемётные очереди, нечастые выстрелы. Как обычно на рассвете принесли горячую пищу. И вдруг неожиданный артиллерийский удар. Была сразу нарушена связь, некоторые блиндажи и дзоты разбиты. Появились убитые и раненые. Из-за леса показались танки и вражеская пехота. Я приказал готовиться к отражению атаки. Наши артиллеристы били точно. Они-то нас и спасли, но всё равно погибли многие. Однако накал боя не утихал. Противник раздробил на группы соседний полк, который, оголив фланг нашего 1201-го полка, начал отход. Вслед за ним стали отходить и мы.
… Очнулся перебинтованный. Понял, что в ночь на 5 октября меня в госпиталь отправляют. Немецкая пуля прошила мне левый бок в районе поясницы со спины насквозь, навылет. Привезли меня в армейский госпиталь, раздели, вымыли и на операционный стол. Положили на бок, связали и стали ковыряться без всякого наркоза. Ну я и выдал им всё, что раньше слышал. Обзывал их по-всякому, потом прощения просил. Но сёстры мне сказали, что врачи на это внимания не обращают, привыкли. Наркоз-то в дефиците, он не всегда бывает, на всех не хватает. Другой раз попал в операционную, когда рана моя загноилась, начала сильно болеть. Вот тогда я впервые попробовал спирт. Военврач налил мне треть стакана спирта, разбавил водой и велел выпить. Сорвали у меня с кровью повязку, взяли винтовочный шомпол, накрутили на него бинт, чем-то его намазали и как варвары проткнули по ране через пулевое отверстие насквозь. И потом давай бинтом двигать туда-сюда, как сапоги начищают. Поорал, поохал, конечно, но потом, когда отвезли в палату, спирт всё-таки сыграл свою роль - я уснул. Когда проснулся, была не на месте голова и ноющая боль в боку. Больше рана не гноилась. Я пошёл на поправку. Выписали меня из госпиталя в конце ноября.
Но что в этой истории было для меня важным, - меня из списков 1201-го полка не исключали, я числился на излечении. Госпиталь был армейского подчинения, обеспечивал 65-ю Армию. По выписке мне дали новые брюки и гимнастёрку, новые шинель и шапку. На третьей неделе пребывания в резервном полку меня посчитали здоровым, выдали двухдневный паёк и вручили предписание отбыть в свой 1201-й полк 354-й дивизии. Вместе со мной такое же предписание получил некий капитан, начальник штаба батальона из 1203-го полка нашей дивизии. У меня появился попутчик. Капитан был меня лет на 10 старше, опытнее, имел орден, да и воевал чуть ли не с первого дня войны. До нас довели, что фронт отодвинулся не так далеко, поэтому, мол, дня за два доберётесь. А где сейчас ваша дивизия, можно сказать лишь приблизительно. В общем, добирайтесь сами, мимо позиций не пройдёте, остановят.
В отличие от меня капитан никуда не спешил. Мы долго выбирались на дорогу, по которой шли войска, сворачивали с неё, часто отдыхали. В конце концов с дороги мы всё-таки ушли совсем. Капитан сказал, что нечего среди войск идти и судьбу испытывать, не ровён час немец налетит. Возможность попасть на тот свет нам ещё представится. Паёк и мой, и его съели дня за четыре. Проходили в день километров по 5-7, не больше. Ночевали в домах у поляков. Те нас кормили. Этот практичный капитан научил меня многому. Сначала обменяли у поляков на ватник мою новую шинель, а потом и его. Потом обменяли наши новые солдатские шапки на старые. В общем, шли не спеша, ели, отдыхали. Даже по пути в бане помылись. Поляки ведь известные барахольщики. Для них любая казённая вещь имеет свою цену. Им были не нужны ни рейхсмарки, ни злотые, ни рубли. Да и не было их у нас. Но всё хорошее быстро кончается. Закончилось и наше неспешное пешее путешествие по поиску своей части. Больше того капитана я не встречал.
Нашёл штаб своего 1201-го полка, доложил, что младший лейтенант Зубков из госпиталя прибыл. В ответ услышал, "во-первых, не младший лейтенант, а уже лейтенант. Приказом командующего вам присвоено очередное воинское звание. А во-вторых, сейчас идите к тыловикам, получите у них шинель, погоны, нормаль-ную шапку, а то одеты, как окруженец 41-го года. С 26 декабря 1944 г. включаем вас в приказ, что вы приступили к выполнению своих обязанностей командира стрелкового взвода". Пошёл в свой батальон к ротному, доложил о прибытии. Поздоровались, обнялись, выпили по маленькой за встречу и за то, что пока по земле ходим. В моём взводе абсолютно все солдаты сменились, ни единого знакомого. Получил всё новое: вещмешок, полевую сумку, американский полевой бинокль, погоны в защитном исполнении, новую английскую шинель зелёного цвета, новую шапку. Заменил свои немецкие сапоги на наши. Выдали мне видавший виды автомат ППШ, к нему три круглых диска, патроны к автомату и револьверу. Таким образом, я был опять готов приступить к боевой жизни.
Приближался новый 1945 год. Познакомился с офицерами. В нашем подразделении кроме командира роты и меня фронтовиков не было. Заняли пози-ции, до фашистов метров 600-800. Солдатская молва поговаривала о нашем скором наступлении. Противник об этом тоже догадывался и по ощущениям чаще, чем это было раньше, вёл по нам нервную, беспокоящую стрельбу. Меня предупредили, что у противника работают снайперы, так что ходить с биноклем на шее не стоит. Мои солдаты были старше меня по возрасту раза в полтора-два. Ругали меня, когда я лишний раз высовывался из траншеи. Но как-то по-доброму, с нотками уважения к моему фронтовому опыту. Обращались ко мне попросту, но без панибратства, пропуская слово "товарищ", называя "командир", "лейтенант", а самые старшие, когда я кого-то из них отчитывал, после говорили мне типа: "Ты уж прости меня (нас), сынок, ну не военный я, научусь". А мне думалось, а успеешь, позволит тебе фриц научиться-то?
А наше наступление началось днём 14 января 1945 года. Главный удар наносила 65-я армия Батова силами нашего 105-го и соседнего с нами 46-го корпусов в общем направлении на Ново-Място и затем к центру излучины Вислы".
Алексей Егорович рассказывал, что небывалый по силе артиллерийский огневой удар продолжался часа полтора-два, причем били не только по переднему краю, но и во всю глубину обороны противника. У некоторых еле выдерживали барабанные перепонки. Можно представить, что творилось у немцев! Казалось, само небо над фашистами разверзлось - вот она, наступающая кара. Это был огонь такой силы, что гитлеровцы долго не могли опомниться. Ничего живого не должно было остаться на переднем крае после такого удара. С его слов, пехота пошла в атаку за огневым валом. Перед наступающей пехотой шли танки и само-ходные орудия, которые немедленно уничтожали ожившие пулемёты и пушки
Вернёмся к записям А.Е. Зубкова: "Вечером 15 января 1945 г. меня ранило осколком мины, разорвавшейся сзади. Осколок вошёл через сапог в верхнюю часть нижней трети голени левой ноги и, порвав сухожилие, застрял в мягких тканях. Зима в Польше была слякотная. После взрыва упал я в жидкую грязь. Принесли меня мои бойцы в расположение штаба полка, разрезали и сняли сапог, переложили на телегу с соломой. Подходит замполит нашего батальона, что-то пишет и перед моей отправкой в медсанбат говорит: "Выздоравливай, Зубков, побыстрее, возвращайся. Вместе добьём фашистскую гадину. Будем тебя к "знамённику" (по фронтовому сленгу - орден Красного Знамени) представлять. Но мне нехорошо, мне больно. Не до орденов и не до разговоров. Только рукой махнул. Сильно ослаб, опять потерял много крови. Запомнилось, как везли. Ночью подморозило, мне холодно, телегу трясёт на каждой кочке, голова моя мотается, рана от тряски болит всё сильнее".
Обратимся к документам и процитируем запись в наградном листе, которая говорит о накале боёв при нашем наступлении:
"Взвод лейтенанта Зубкова при прорыве вражеской обороны 14.01.45 г. под городом Пискорня-Мала Варшавского воеводства дружно поднялся в атаку, стремительным броском ворвался во вторую траншею противника и ружейно-пулемётным огнём очистил свой участок траншеи, захватил трёх немецких солдат, которые дали ценные показания, и со взводом уничтожил только убитыми 15 гитлеровцев. К исходу дня 14.01.45 г. в районе Кудичи противник перешёл в контратаку, но его взвод стоял насмерть, и все контратаки были отбиты с большими потерями для немцев. 15.01.45 г. в боях за населённый п. Кудичи был ранен и эвакуирован на излечение".
За эти бои Алексей Егорович был награждён орденом "Отечественной войны I степени", который из-за ранения и последующих служебных перемещений разыскивал его два года. Это была его первая и сразу столь высокая боевая награда. По своему статусу орден "Отечественной войны" был особым орденом, который после смерти награждённого оставался в семье покойного. Другие ордена возвращались государству. Он ещё успел застать время, когда за боевые награды, полученные за личное мужество, платили. Ему без проволочек пересчитали деньги на день получения ордена, начиная с 1 февраля 1945 г. (по 20 р. в месяц).
Из воспоминаний: "Операцию делали под общим наркозом - на марлевую маску капали эфир, пока не отключился. Ночь прошла в кошмарах. А далее меня погрузили в поезд и отправили в армейский госпиталь. Но шло наше наступле-ние. Висло-Одерская операция была в самом разгаре, поэтому раненые поступали сплошным потоком. И медицинское начальство распорядилось отправить меня в глубокий тыл во Владимирскую область, где во время войны функционировало несколько эвакуационных госпиталей. Там меня привезли в эвакогоспиталь для легкораненых №3083, который располагался в городе Кольчугино в четырёхэтажном здании бывшей школы № 5. Госпиталь был довольно большим, на 1200 - 1500 коек. В то время его возглавляла военврач Мария Ивановна Седова".
Алексей Егорович Зубков был выписан из госпиталя в самый первый мирный день 10 мая 1945 года и был направлен в 70-ю военную школу воздушных стрелков-радистов в качестве строевого командира. Иными словами, лейтенанта Зубкова направили из наземных войск в Военно-воздушные силы. Говорили, что якобы сам Сталин решил укрепить авиацию строевыми офицерами наземных войск. Известна шутка, что "когда армии объясняли, что такое воинская дисциплина, авиация в это время была в воздухе. Поэтому в ВВС о ней вообще ничего не слышали. Вот Сталин и приказал навести порядок в авиации и ознакомить этот вид Вооружённых сил с воинской дисциплиной".
С этого времени вся его последующая служба была связана с авиацией - от командира взвода до командира части. Но это уже совсем другая история.
Итак, подведём некоторые итоги. С момента выпуска из военного училища 1.01.1944 г. до окончания войны 9.05.1945 г. прошло ровно 494 дня. Из этих дней командир взвода мл. лейтенант и лейтенант А.Е. Зубков находился:
1) дополнительная подготовка в 9-м офицерском полку резерва Архангельского военного округа - 51 день;
2) на укомплектовании 751-го стр. полка 165-й стр. дивизии - 32 дня;
3) в непосредственных боях с фашистскими захватчиками - 63 дня;
4) на излечении в госпиталях и восстановлении сил после ранений в запасных полках - 348 дней.
Здесь комментарии не требуются. Всё и так очевидно.
К этому добавим, что в годы войны в пехоте младшим офицерам очередное воинское звание присваивали через 3 месяца. Только для этого надо было всего лишь этот период находиться на передовой, т.е. в боях. А теперь задумайтесь, возможно ли такое, если средний срок жизни командира стрелкового взвода оценивался меньше недели, а командира роты - не превышал месяца.
На завершающем этапе военной службы он был командиром Авиационно-технической базы (в/ч 23326), сформированной под его личным руководством ещё в советское время. В наши дни этот условный пятизначный номер в армии живёт и передан одному из современных авиационных бомбардировочных полков, вооружённому на страх врагам России по последнему слову авиационной техники.
Полковник Алексей Егорович Зубков умер 22 февраля 1998 года, не дожив до 74 лет одного месяца. Он похоронен на Юго-западном кладбище г. Воронежа.
Его сын О. Зубков,
полковник в отставке.