Если всмотреться в карту Калужского наместничества Атласа российской империи за 1792 год, то увидишь деревеньки Лазинки, Высокое, Губино, Стребки, Мышково. Это милые деревеньки Лазинской волости. Вот древность какая.

В октябре 1894 года на престол взошел наш последний царь - император Николай Александрович, Николай II. После отмены крепостного права Николай II имел намерение и дальше раскрепощать народы империи. А посему было издано распоряжение навести ревизию в государстве, чем владеем, чем богаты, как быть далее. Через три года чиновники принесли царю сводные ведомости - сколько у нас фабрик, заводов, рудников и шахт, леса и т.д. Царь резко прервал доклад: «Это потом! Сейчас вы мне доложите, сколько в России кормильцев. Кормильцев-то сколько?». Купцы, фабриканты, промышленники, чиновники, армия, полиция - это все необходимо. Но было и такое сословие - крестьяне, они кормили, обували и одевали огромную страну.
Вот именно с той переписи имеется копия с Калужского губернского архива о количестве кормильцев Мосальского уезда, Лазинской волости от 1898 года. Вот что представляла по ней Лазинская земля, каждая деревенька и хутор, сколько где мужчин и женщин (дети до 8 лет не учитывались). Итого мы имели 120 лет назад в Лазинском краю около четырех тысяч мужчин и четырех тысяч женщин. Посмотрим деревеньку Высокое - 215 мужчин и 217 женщин.
Сегодня от населения волости осталось две сотни человек - в основном это село Лазинки, правда, в последнее время возрождаются Стребки (зимой в пяти подворьях проживают 10 человек, летом заселены все 16 усадеб).
Деревня Высокое находилась рядышком со смоленской землей. Высоковская детвора и образование 7 классов получала на смоленщине. Деревня располагалась по обоим берегам речки. На современных картах ее никак не называют. Но я в одной старинной книге нашел, что речка зовется Болеуха. Так вот, в 1877 году осенью, когда речку прихватило морозом, по берегу разрезала снопы льна и расстилала их по земле для выморозки девочка 13 лет Наташа Болеухова. Недалеко от нее по тонкому льду катался Игнат Воронов, семи лет от роду. Неожиданно мальчишка провалился, и его течением потянуло под лед. Наташа в шубенке бросилась в речку, вытащила пацана, отнесла его к себе домой, раздела, укутала. Можно сказать с этого знакомства началась история нашего рода.
Почему у Болеуховых такая фамилия, совпадающая с названием речки? Вероятно, от фамилии помещика, которому они ранее принадлежали. Прикипела душа маленького Игната к Наталье. Когда девушке исполнилось лет 18-19, она превратилась в красивую статную девицу. С Угры приехали сватать Наташу. Игнат тут же явился к Болеуховым и не попросил, а потребовал Наталью не выдавать, а выдать ее за него. Ему было лет 12. Взрослые посмеялись над пацаном, чем его очень обидели. Но не меньше Игната обиделась сама Наташа. С наступлением зимы она ушла с обозом к Брянску, а затем в Орел с поклажей древесного угля, дегтя, смолы, рогож на продажу. К весне обоз вернулся, а Наташа - нет. Она поступила в Орле на службу в одну состоятельную семью. У супругов был один сын, инвалид неходячий. Восемь лет Наташа ухаживала за ним, вместе с ним моталась по Кавказу, по Европе, куда его возили лечить. Когда он умер, хозяева ей хорошо заплатили, и в 1904-м году она появилась в Высоком. А любовь-то еще не погасла. В Лазинском храме венчались раба божия Наталья и раб божий Игнат. В 1906 году у них рождается дочь Акулина, в 1909 - Дарья, в 1912 - сын Филипп. Во время первой мировой войны Игната забрали в армию. Исчез в вечности. В бою ли, в плену ли - был человек, и не стало человека.
А Наталья крепко подставила плечо Вороновым. Она выкупила кусок леса около деревни Всходы. Дела у Вороновых шли плохо. Кормились землей, а платить за землю нечем. Они деньгу добывали деревом - делали кадки, ушаты, ведра, ложки, грабли, корыта и тележные колеса. Товар имел спрос, но где взять древесину? Вот тут им Бог послал Наташу и ее денежку.
Вот так и жили крестьяне Высокого до коллективизации, это где-то год 1932-й. Шла ли мировая война, полыхали ли две революции, четыре года гражданской войны, а деревня жила, трудилась, кормила себя и кормила страну. Власти (царские и советские) умели выгребать закрома и животину. Но все же до колхоза крестьяне жили зажиточнее (написать богаче рука не поднимается).
Итак, Высокое и колхоз, 1932-1954 годы. Не буду рассказывать о войне, оккупации, изгнании. Всю жизнь сопровождает вопрос - как остались живы? Вот представьте: выжили, вернулись на родную усадьбу женщина и шестеро детей. Избы нет, нет даже сарая. Одеты и обуты во что попало, еды нет, нет инструментов: ни лопаты, ни топора, ни молотка, ни гвоздя, ни пилы, чем свалить дерево, нет ведра и корыта. Нет мыла, чтобы умыться, нет соли посолить баланду, нет даже спичек разжечь огонь.
Но был создан и жестко заработал колхоз имени Шверника (был такой советский политический деятель). В колхозе три деревни - Высокое, Лукино, Хотиловка. Колхозники жили своим огородом, а что выращивали, все сдавали стране - зерно, мясо, молоко, картошку. Помните, Николай II назвал крестьян кормильцами. Колхоз всегда был убыточен. В 1954 году отменили налоги с крестьян и выборочно образовали совхозы. Лазинские деревни вошли в крупный по территории совхоз «Дубровский». В каждом колхозе имущество описали, оценили все: коров, лошадей, телеги, фермы, плуги, бороны. Часть денег забрали за долги, а часть выделили колхозникам, в зависимости, у кого сколько было трудодней за три последних года. Наша семья (к тому времени в деревне остались мать и трое детей) на полученные деньги купила по телогрейке и каждому резиновые сапоги.
Но надо вернуться в 1927 год. В том году старшенькая дочь Натальи вышла замуж в том же Высоком за Спиридона Аристархова. Это у них Наташа в 1905 году купила лес. Спиридон пришел к нам примаком. Умер он перед самой войной от болезни. А нас у тридцатипятилетней мамы остались три дочки и три сына. К моменту создания совхоза две моих сестры и брат сумели попрощаться с деревней. Маша по набору оказалась на стройке в Москве, Мотя по комсомольской путевке - на целине, брат Юра - на железной дороге. Но брата с женой вернут в Высокое по Указу, как не прожившего в городе 10 лет.
Как бы нам не было плохо, трудно, бедно, мы, все шестеро, не позволяли себе отзываться скверно о деревне. В наших судьбах, в наших душах мы пронесли и несем великую благодарность родному гнезду, той земле и воде, что кормила и поила нас, согревала и каждому дала силы дожить до того периода, когда матери не надо было думать, чем нас накормить, во что одеть, обуть. Каждый сам стал зарабатывать на себя, на свою семью, теперь уже помогать самой матери.
Деревня Высокое до 1970 года была
связующим центром нашего большого рода. Сыновья везли сюда на показ своих жен, дочери - мужей, потом повезли пачками детей. Мы ведь не думали об отпуске в Крыму, на Кавказе, а как у кого отпуск - ехали в Спас, в Лазинки, в Высокое. Ехали с Камчатки и из Иркутска, Москвы и Твери, из Казахстана и с Урала. Вечером у хаты на костре - чугун с картошкой и грибами, на столе малосольные огурцы, молоко, ягода из леса.
Жива моя самая старшая сестра Маша, 90 лет, живет в Москве. Когда звоню ей, сразу спрашивает: «Ты был в Высоком? Ты был в Лазинках? Еще целы могилы отца и матери?». Целы могилы. И целы, и ухожены. Все Высокое перебралось на лазинское кладбище.
Остатки деревни Высокое сгорели при палевом пожаре полегшей травы в 2000 году. В Лазинки пришел газ, интернет, мобильная связь - но как же все это запоздало!
Из нашей деревни не вернулись с войны Фрол Помазков, Петр Потапов, Семен Трошин, Иван Петухов, Иван Воронов, Иван Доронин, Иван Помазков. Видимо, кого-то подзабыл еще.
Деревенские люди добрые, отзывчивые. Вот несколько эпизодов. Мальчишкой зимой набираю в бочку на санках воду. Подходит с ведрами мужчина, посмотрел на меня без шапки, снял свою и водрузил на мою голову. На мое отнекивание прицыкнул: «Старших надо слушаться!». Это был Василий Павлович Ястребов.
Вечером, ближе к сумеркам, стайка детворы направилась в Лазинки в кино - лесом за семь километров. Я рвал крапиву для поросенка у речки. Подходит мужчина:
- А ты почему не пошел? А, понял!
Сунул мне за пазуху три рубля.
- Это тебе на три кино.
Это был Андрей Ананьевич Помазков.
Ранней весной мимо хаты идет Василий Петрович Петухов. Был на охоте. Весь по кругу увешан дичью. Увидев меня, отстегнул двух приличных глухарей.
Сосед справа от нас был Иван Андреевич Помазков, слева - Юрий Николаевич Барышев. С любым вопросом бежишь: «Дядя Ваня, коса не режет». «Дядь Вань, пила затупилась». «Дядь Юра, топорище сломалось». Спичек нет, соль кончилась - никогда не откажут. А когда строили хату после войны, что бы мы могли без них сделать?
Провожать в армию мужчин приходили и со своей бутылкой, и со своим хлебом.
Я подметил за собой - когда приходишь на кладбище, тоскливо на душе, а идешь по умершей деревне, как будто ты в храм пришел: такое душевное умиротворение. Помнишь все - каждую хату, каждого жителя, все деревенские радости и беды.
Деревню больше не возродить - другие времена, выросли совсем другие люди. И с этим приходится согласиться…

П. АРИСТАРХОВ,
г. Спас-Деменск.